[temnoch]

16.11.2010 в 21:03

Пишет  Diatel:

Стихи Мариши (Чипсы Эстреллы).
(marishia.livejournal.com/ и chipsaestrella.livejournal.com/ + nan-elmoth.narod.ru/bookshelf/chipsa.htm)
"Они там"

Колдомедик

Гермиона Джин Грейнджер,
старший колдомедик больницы Святого Мунго,
бывший аврор,
герой войны
(орден Мерлина первой степени,
погибший жених,
лучший друг в коме.
На палочке -
четыре авады,
восемь империо,
круцио без счета)
приходит к зельевару Невиллу Лонгботтому
с обычной просьбой.

Невилл хмурится.
"Ты подсела, Грейнджер," -
говорит он устало.
"А что мне делать? - спрашивает она. -
Что выпишет мне
добрый доктор Лонгботтом
от чертовой боли в чертовой правой ноге?"
Не говоря уже, думает она, о боли в сердце.
Конечно же,
она уходит с полным флаконом зелья.
Он никогда не может ей отказать.

На приеме
очередная порция идиотов:
"Мы баловались,
и я нечаянно
превратил ее руку в куст бузины.
Доктор, что теперь делать?".
(Поливай почаще, придурок,
глядишь - зацветет)
"Я чувствую,
как меня покидает моя колдовская сила.
Доктор, спасите, все ненавидят сквибов!"
(Применила бы непростительное,
чтоб паранойя даром не пропадала,
да в Азкабан неохота)
"Моя палочка
плюется в меня огнем -
смотрите, все руки в ожогах!"
(Сходи к Олливандеру, бестолочь,
купи себе новую.
Впрочем, тебе не поможет)

Черт бы подрал эту Кадди
с ее заботой о соблюдении правил.
Семь лет удавалось
обходиться без этого бреда -
и так попасться.
Но к той девчонке
обязательно надо было
применить окклюменцию -
даже в обмен на эту вот кабалу.

Теперь
она все чаще понимает профессора Снейпа.
(Вот со Снейпом, пожалуй, было б о чем поболтать -
да поздно очнулась, Грейнджер)

Кабинет диагностики
не то, чтобы рай, но в сравнении с приемным покоем
где-то близко от рая.
Их последний случай
похож на то, что случилось с Гарри,
хотя и попроще.
Есть надежда,
что если они определят заклинания,
то будет с чем перейти
от простого к сложному.
Беда в том,
что эти флобберчерви,
которых ей приходится называть помощниками,
ни на что не годятся.
Разве что Форман
подает небольшие надежды.
Поэтому его
она оскорбляет
гораздо чаще,
чем всех остальных вместе взятых.
Хотя и Малфою-младшему, и Кэмерон
достается тоже.
Девчонка убегает плакать
в пустые палаты.
Иногда натыкается на Невилла.
Потом Лонгботтом приходит к Грейнджер.
Она оскорбляет и его,
но ему наплевать.

"Они еще дети, Грейнджер, - говорит он в который раз, -
они могли бы быть нашими детьми,
если бы мы не были так увлечены войной
и не забыли бы про любовь".
"Ты идиот, Лонгботтом, - отвечает она. -
Я бы сказала хуже, но слишком завишу
от твоего проклятого зелья, -
я подсела, Лонгботтом.
Мы тоже были детьми, но кого это волновало?
Они будут хорошими диагностами -
или вылетят отсюда к Моргановой матери," -

и уходит, тяжело опираясь на трость.
Тетка Малфоя
знала толк в проклятьях.

Я смогу тебя вылечить, Грейнджер, думает Невилл, тебя и родителей.
Мы еще будем счастливы.

Граф де ла Фер

Граф де ла Фер,
Больше известный нам как Атос,
Пьет третью неделю подряд
В люксе пятизвездочного Хилтона
В пригороде большого города.
Персонал отеля ходит по струнке,
Все ужасно боятся
Неадекватного постояльца.

Граф буйствует.
Таким его и запомнят в пригороде -
Богат,
Вечно небрит,
Пьет,
Объедается,
Бьет посуду,
Рисует лилии на обоях,
Поет неприличные песни,
Шугает горничных.
(Однако же, платит по всем счетам,
а это немаловажно)

Иногда пропадает на ночь или на сутки –
Говорят, что ходит по бабам.

Через три недели он внезапно уедет.
Никто не знает, куда,
Да никто и не интересуется, -
Все вздохнут с облегчением.

Когда еще через месяц
Вдруг выяснится,
Что с одного из заводов,
Находящихся в этом районе,
Пропали
(точнее,
были украдены)
Некие сверхсекретные чертежи,
Никто
Так и не догадается
Связать этот факт с присутствием пьяницы-графа.

Сам де ля Фер
Напишет потом д'Артаньяну
Примерно вот так:
«Друг мой,
Никогда
Не берите
Задания от корпораций.
Они плохо влияют на печень,
А нам ведь уже не пятнадцать,
Да по правде – и не двадцать пять».

Робин Гуд

Зеленый
Робин Гуд,
именуемый также
Робин из Локсли,
печально известный разбойник,
выходит в море на легкой моторной лодке
с большим баллоном зеленой краски
на борту.
Небо темнеет.
Гладь воды покрывается рябью.

Робин щелчком открывает жужжащий мобильник:
"Будь осторожен", -
пишет ему Мариам.
Он улыбается.
Вода за бортами мутнеет.
До ближайшей платформы
не больше полутора миль.
Хочется верить, его не заметит охрана.
На прошлой неделе
Джон и Тук
попались полиции.
Был ужасный скандал:
сломанное ребро,
три выбитых зуба,
кровоподтеки без счета.
Полиция, конечно же, работает на корпорации -
это давно известно,
но об этом
не говорят.

Ветер усиливается.
Лодку заметно болтает.
Еще около мили,
но платформа отлично видна.
Робин выравнивает лодку,
мотор чихает.

Робин прислушивается.

Мотор гудит чуть ровнее.
Платформа все ближе.
Робин
с трудом удерживает руль.
Волны все выше.

Он видит перед собою лицо Мариам
(она как всегда прекрасна).
В последний раз
он был почти так же счастлив
почти восемьсот лет назад.

В этот момент
мотор
окончательно глохнет.
Робин бросает руль,
хватается крепче за борт
и дергает стартер.
Лодку швыряет волнами.
Платформа прямо по курсу.
Мотор не заводится.

Через две с половиной минуты
мотор все еще молчит.

Робин смотрит на берег,
улыбается,
достает телефон
и набирает:
"Все хорошо,
моя дорогая.
I love you".

"Сказочное"

Принцесса
раньше было все можно, теперь - ничего нельзя.

закрепиться не удалось,
отряды снимаются с мест.
в уголке глаза принцессы блестит непрошеная слеза
и она говорит пажу: ладно, свинья не съест,
не выдал бы бог.

он губы кривит, передергивает затвор,
сплевывает окурок в одну из напольных ваз,
отвечает: госпожа, мы все слышали приговор,
и пошли за вами тогда, пойдем и на этот раз.

первая придворная дама натягивает камуфляж,
прячет нелегальный ствол в черную кобуру.
не нравится мне, говорит, этот вот заоконный пейзаж,
ну что за утро, прости меня боже, в сосновом бору?

вторая придворная дама крепит на пояс нож,
разминает пальцы, наливает в стакан иммунал,
мы, говорит она, вешали тут лозунги "не пройдешь",
а придется завтра оставить и этот квартал.

придворный врач раздает таблетки, бинтует принцессе кисть,
он молчун, не любит всей этой бессмысленной болтовни.
а что тут скажешь? да эти!.. да они!.. да ни в жисть!..
вчера побеждали их, а сегодня, хочется верить, они.

"смерть узурпатору" пишет бездумно в блокноте усталый шут,
на прикладе столько зарубок - лень новую прорезать.

принцесса сжимает ладонь, думает - обезболивающего потом попрошу.
на боку все ноет синяк от горошины, полученный, кажется, много веков назад.

Принц (взгляд с другой стороны)
взгляд с другой стороны

непонятно, что может быть хуже гражданской войны,
думает принц, приползая под утро в спальню.
интересно, как все это выглядит с той стороны
впрочем, понятно, что не веселей, а печальней
у него все ж дворец, регулярная армия, крепкий тыл.
у нее - партизаны.
летучих отрядов стая.

ах, как нам хотелось когда-то, чтоб наши сбылись мечты,
думает он, фотоальбомы листая.

как мы были тогда
юны,
наивны,
глупы
(нужное подчеркнуть, в ненужном поставить прочерк),
что было нам до мнения шантрапы:
министров,
пажей,
дам придворных
и всяких прочих.
казалось, нам было довольно двойного огня,
и казалось, что кроме нас никого нам вовсе не надо.

и кто из нас первым сказал: не трогай меня,
кто первым в бокале
почувствовал признаки яда?

говорят, что любовь
разрушает династический брак.
потому что как любят
двое,
так потом ненавидят
двое.
потому что огонь догорит, и останется шлак,
отравляющий землю,
и воду,
и все живое.

И ещё:

любимое раз. про оскорбленных женщин)

Над долиной эльфов погожий день, -
человеку тут мало кто будет рад.
Облака отразились в речной воде,
и у дятлов головы не болят.
Наши двое быстро идут с холма,
Безоружны они, руки их пусты.
К ним навстречу выходит она сама -
дева потрясающей красоты.
Что с того, что ей несколько тысяч лет,
и как сотня мудрых она мудра,
ведь по виду юна она как рассвет, -
искорка, отлетевшая от костра.
Вот они стоят, головы склонив, -
дятел смолк, даже ветер, похоже, стих, -
и такую речь говорят они,
а точнее, старший из них двоих:
"Королева, известно тебе, кто мы,
и какой у нашей судьбы маршрут, -
когда чудища выползают из тьмы,
на пути такие, как мы, встают.
Но убийство эльфа - запрет для всех,
даже если у эльфа темна душа.
Искупить надеемся этот грех,
как наказывать - тут уж тебе решать".
И смеется девушка перед ним,
и смеется весело так, с душой:
"Полон ты раскаянья, пилигрим,
а работу выполнил хорошо.
Кто повержен вами - добыча зла,
слишком тьму любил он и звон монет.
Возвращайтесь обратно к своим делам.
У народа эльфов претензий нет".
На привал устроятся через час:
на долину сверху прекрасный вид.
"Королева эльфов простила нас", -
тот, что младше, задумчиво говорит.
Старший усмехается, молча пьет,
отвечает, ни капли не потрясен:
"Он когда-то любовником был ее.
Оскорбленная женщина помнит всё".

любимое два. про других.

другие пишут стихи, которые ты бы хотела, но не смогла,
другие решают какие-то важные государственные дела,
другие пишут твои картины, любят твоей любовью, рожают твоих детей.

у тебя очень звонкий голос, веселый взгляд и здоровый вид -
а как иначе, у тебя ведь очень давно ничего нового не болит.
те, кто с тобой, и те, кто без тебя, - равно тебе не те.

утром запах кофейных зерен, вечером - сигаретный дым,
посередине движенье, привет, как жизнь, давай-ка поговорим,
заряда на gprs хватает всего на пару часов.

другие читают книги, которые ты хотела прочесть,
другие смешны, умны, добры, красивы, падки на лесть,
другие буквы и знаки - вот твой ежедневный улов.

ты такой хороший ловец, подруга, твоя верная сеть крепка,
мелкоячеиста, широкоформатна, привычна твоим рукам,
в нее попадутся, конечно, и слово, и взгляд, и жест.

другие думают, будто бы знают, кто ты такая есть,
ищут к тебе аналогий, аллюзий, подбирают к тебе ключи,
составляют, внимательно и безуспешно, список твоих причин,
пока в тебе расцветает жесткость
и страсть
к перемене мест.

любимое три. про имперские города.

...она идет по Берлину,
ей нравится этот город,

разделенный на две неравные половины,
перепоясанный знаменитой стеной
искореженный, перекошенный, но такой живой.
она недавно гуляла по Риму -
только туризм, никакого экстрима.
ночью фотографировала Колизей -
сохранить воспоминания для друзей.
Лондон ей нравится в любую погоду -
его дома, его люди и моды,
старинные замки, небоскребы сити -
город хорош, сами посмотрите.

была в Кейптауне и Париже -
один подальше, другой поближе,
один почище, другой погрязнее -
кто там хотел повидаться с нею?
в общем, оба ни туда, ни сюда.

ей вообще, похоже, нравятся только имперские города.

И ещё два.

как она понимает жизнь, как она принимает смерть,
так, как смеет руки не подать тем, кто ее сильней,

как она понимает жизнь, как она принимает смерть,
так, как смеет руки не подать тем, кто ее сильней,
обрати на нее внимание, поспеши сейчас подглядеть,
как она отвечает тем, кто посмел посмеяться над ней,
как она идет поутру на работу пешком сквозь парк,
как поднимается в лифте на сто тридцать второй этаж,
и как бы себя не чувствовала, она будет выглядеть так,
что ты ошущаешь себя неловко, если ей руки не подашь,
когда она выйдет из лимузина перед входом в какой-то клуб,
и охранник почтительно перед ней приоткроет дверь,
и он так улыбнется, что странно: он только что был очень груб
с кем-то без членской карты; но так и было, поверь,
и она улыбнется в ответ, и внутрь войдет, и вот
она уже сбрасывает накидку на руки спутнику своему
и, не оборачиваясь, но зная, что он за нею пойдет,
как привязанный, движется дальше, в душную громкую тьму,
в которой сплошным хороводом мимо нее скользят
знакомые и незнакомые лица, маски, рожи, они смешны
для той, кто знает, что можно делать, а что нельзя,
для нее, для женщины, которой снятся вещие сны;
и она всех видала в гробу в тапочках или без,
а потому она знает, кто выживет, а кто нет,
когда город сотрут с земли под музыку до-диез
блудница на звере, и безголовый всадник, и конь его блед,
не за то, что город порочен по самой сути своей,
и не за то, что другу друг никогда не подставит плечо,
и не за то, что в городе, в принципе, не осталось друзей,
а за что-то еще, чего не понимает даже она, за что-то еще.
---
не плоха и не хороша,
не умна, но и не глупа
перепуганная душа,
в стиле мариуса петипа
совершающая антраша.
ей не трудно и не легко,
ей не холодно, не тепло:
маска в стиле а рококо,
птица, бьющаяся в стекло,
пуля, бьющая в молоко.