[temnoch]

18.12.2010 в 02:06

Пишет  Diatel:

Стихи
Борис Херсонский (borkhers.livejournal.com/ + magazines.russ.ru/authors/h/hersonskij/)
Спасибо дайри-юзеру Klod, у которого я впервые их прочитала.
---
Осеннего света янтарный смолистый клей.
Поднимаю коричневый желудь в дубовой роще.
Нагибаться становится тяжелей.
В целом жизнь становится проще.
Ни о чем не жалей.

Оболочка желудя гладкая, словно панцирь жука.
колпачок на стебельке - шершавый и хрупкий..
Из розоватого облака, как на иконе, рука
Господня благословляет дымящего трубкой
одышливого старика.

Борода, лоб с залысинами, что твой святой Николай,
доживает сентябрьские дни, как донашивают обноски.
Из-за забора слышен угрюмый лай.
Пес, подпрыгивая, ударяет передними лапами в доски.
Ничего не желай.
---
армия конца семнадцатого века
вступает в город начала двадцать первого
горожане удивляются сверкающим латам
бутафорским крыльям за плечами всадников
горожане пытаюся вспомнить учебник истории
за пятый класс средней школы
но все плохо учились

город совершенно беззащитен
так бывает всегда
если прошлое выходит из берегов
героическое забытое славное неотвратимое
---
Не стой у порога, пришедший издалека.
Никто никому не откроет как ни стучи.
Тем и хорош маленький истинный свет светляка,
Что никому не укажет путь в летней ночи.

В теплой на ошупь густой, бархатистой тьме
Мы, ушедшие и бесплотные в рост встаем.
Не бойся нас. Просто ты не в своем уме,
Верней, не только в своем, не столько в своем.
---
Благо город большой, и всегда найдется
молодой человек в шапке-маске с прорезями для глаз,
вооруженный пистолетом армейского образца,
потому что он — солдат, исполнитель, кто угодно,
но не убийца, убийство предполагает какие-то чувства,
личное отношение, зависть, гнев или ярость,
а тут технология, только и дела —
выйти из толпы, смешаться с толпою.

Выстрелов ровно столько, сколько необходимо.

Тот, кто падает, окровавленный, отвлекает внимание
от того, кто стреляет, жертва всегда популярна,
по крайней мере, пока не убрали тело.

Шапка в кармане куртки. Спортивный парень
ставит две свечки в какой-то церквушке,
выходит, сплевывает, закуривает, садится
на ступеньку рядом с ободранным нищим.

Через час у него свидание. Она стоит у киоска,
машет ему рукой: ты уже освободился?

Он отвечает — а я не садился. Оба смеются.
Они идут, он быстрее, она едва поспевает,
говорит — пожалуйста, медленнее, ведь за тобою
никто не гонится! Он замедляет шаг. И вправду
никто не гонится.
---
Как он изменился! Видать, что-то сдохло в лесу,
что-то облезлое, рыжее, с бельмами на глазах,
тяжелый хвост едва удерживающее на весу,
короче, то, что обычно подыхает в местных лесах.

А леса у нас частью повырублены, но все-таки есть чуток.
Синеют над речкой (вот-вот пересохнет, а все жива).
Как он был молод - часто бывал жесток.
А теперь - смотрит телик, да под нос бормочет слова.

Даже летом ходит в фуражке и старом сером пальто,
Говорит старуха: порадуюсь, как тебя на погост снесу!
А он все бормочет и всхлипывает, оплакивая то,
что когтило, кусалось, но вот - подохло в лесу.
---
если можно делать что хочешь не делаешь нихрена
так живут человек человечество город область страна
стонет лошадка вгрызается сошка волочится борона

глядишь прорезаются трехгранные росточки штыков
расцветают цветы греха карты в руках мастаков
ложатся на стол все в проигрыше местный закон таков

на прикроватной тумбочке с загнутым уголком
полезная книжица как командовать конным полком
в подвале с железной дверью заседает ревком

чуть выше играет джаз бенигудмен дует в кларнет
дама в розовом узкая ваза резной буфет
дубовая дверь узкая щель для писемъ-газетъ

чуть выше стремление к благу равному счастью для всех
три ветви власти в пышном цвету секс без помех
обитель дальняя чистых нег грязных утех

потом выходишь на крышу видишь печную трубу
десяток телеантенн трех кошек свою судьбу
стоит и лыбится падло с печатью зверя на лбу
---
странно ты еще узнаешь меня в этом пальто с поднятым воротником
наверное рвань такую не увидишь уже ни на ком
я командовал батальоном а ты полком
я уговаривал девок ты их валил силком

на девятом десятке когда чудом оставшийся почтальон
разносит открытки плюс помощь которую выделяет район
на площадке среди пятиэтажек выгуливаешь пса
маленького лохматого рыжего как лиса

разбегаются в стороны при звуке твоих шагов
тени расстрелянных дезертиров побежденных врагов
а меня никто не боится как вечером поздно иду
смеются руками машут кричат до встречи в аду

и я говорю им до встречи отвешиваю поклон
старый вояка без будущего без погон
без именного оружия чтоб череп себе разнести
но для начала тебе ты уж меня прости
---
Моцарт на старенькой скрипке играет.
Возраст скрипку не портит - скрипка не лошадь.
Моцарт отечества не выбирает -
Выбирает гостиницу подешевле, поплоше.

Выбирает хозяина - подобрей, пощедрее,
Чтоб заказывал музыку проще и расплатился вскоре.
Лучше скрипка, чем флейта, и чтобы темп побыстрее,
Лучше до мажор, но можно и в ля миноре.

А отечества вечного не бывает - туда ему и дорога.
А красный камзол износился - ах, давно его шили.
А грехи сохраняются в памяти Господа Бога
Лучше названий стран, в которых их совершили.

А тут еще император до смерти заразы боится,
Велит, чтобы тело в известь - вовек не отыщешь тела.
Эх, на то и граница, чтобы войска у границы.
На то и людная площадь, чтоб к полуночи опустела.
---
Отдавая монету, держи ее к себе той стороной, на которой птица,
А продавец пусть посмотрит в глаза Горгоне.
Потом хватай товар и беги, позабыв расплатиться,
А продавец застынет в ужасе, не думая о погоне.

Отливались монеты Босфора
Не для торговца, для мерзавца и вора,
Кража - дело доблести, а не позора.

Многоножка-галера скользит-ползет по заливу.
Нимфа кентавру расчесывает гриву.

Жители полиса отмечают годовщину падения Трои.
Через две тысячи лет еще живы старцы-герои,
Которые помнят сраженья в таких деталях,
О которых Гомер забыл. В дальних далях
Цари заботятся о народных массах,
И вытекают реки из ртов бородатых масок.
---
пока кто-то знает толк в письменности шумера
и во тьме понимает клинопись подушечками пальцев
пока кто-то помнит как заливая землю вода шумела
пока кто-то читает детям о гильгамеше первом среди скитальцев

пока кто-то еще вспоминает как боги терзали друг друга
и создавали мир из кровавых ошметков плоти и сгустков
пока кто-то ходит в подземных залах музеев в часы досуга
и отличает орнаменты на сосудах этрусков

пока в средних школах проходят историю древнего мира
и зачитан до дыр учебник переданный дедом внуку
пока засыпая хоть кто-то твердит слова вавилонского мифа
и крылатый бык с человечьим лицом простирает над миром руку

пока кто-то знает что в начале было страданье
и главный закон вселенной сносить униженье послушно
пока кто-то знает что книга лежит в основании мирозданья
и жить не страшно и умирать не скучно.
---
Говорят, что в камере смертников убийцы и казнокрады
ждут не помилования, а высокой награды,
приема у президента, титула от короля,
и при чем тут страх, пуля, петля, земля?

И при чем тут шаги по коридору за дверью железной,
если ты придумал лекарство от всех болезней,
движеньем одной руки остановил войну,
силой мысли из пропасти вывел страну?

И - какую еще заслугу придумать, чтоб навсегда стереть
досадные мелочи, за которые должен ты сейчас умереть -
мокрое дело со взломом, награбленное добро,
ножик по пьяни вставленный приятелю под ребро?

При чем тут толстые стены и маленькое окно
под потолком, за решеткой, если все забыто давно,
прокурор объявляет: "прошение о помиловании отклонено,
скажите что-нибудь напоследок, будьте мужественны", но...
---
Петр Первый (актер - товарищ Симонов) приходит в тюрьму
К сыну-изменнику (актер - товарищ Черкасов), чтобы сказать ему:
"Прощай!", а палачу (актер неизвестен): "Кончай!".
После просмотра - в буфет: бутерброды с икрой, чай
В тонком стакане, серебряный подстаканник, на нем - Кремль,
Рядом на блюдце - пирожное, в нем - заварной крем.
Когда я ем, как говорится, я глух и нем.

Казненный сынок (актер - Черкасов) твой тезка, товарищ граф
Толстой, говорят, не вполне законный носитель наследственных прав.
Слух идет: мать согрешила, вне брака тебя родила,
попросила царя, признали законным, такие дела.
На тебя косилась прислуга, перешептывалась семья:
вот ты в беззаконьи зачат, во грехе родила тебя мать твоя.
Потом революция, эмиграция, чужие края,

прощение-возвращение, служение большевикам...
Чтобы понять тирана - обратимся к минувшим векам.
Смешаем прошлое и настоящее. Двухметровый, с лицом кота,
ноги - циркуль. Не тот этот город и полночь - не та.
Напялил антихрист на Русь немецкий кафтан,
взял беспутную немку, и смеется на весь экран.
И в ответ двумерному, черно-белому, смеется живой тиран.

Потом у писателя вечеринка - не закрывается дверь.
Знакомый чекист по секрету рассказывает, как расстреливают теперь.
Писатель поддакивает: проволокой руки скрутить, рот кляпом заткнуть,
пуля в затылок, пожалте в последний путь!
Писатель просит чекиста: "Расскажи мне еще что-нибудь!"

Изволь, - говорит чекист, - ночью ко мне во сне приходят те, кто мертвы,
говорят, посмеиваясь, что и мне не сносить головы,
что и мне скрутят проволокой запястья и поведут в подвал...
что-то снилось дальше - не помню, полный провал,
не сказать, чтобы проснувшись я особенно горевал.